Комментарии

И правда, горько. Как писал однажды библейский автор: «Тот, кто умножает познания, умножает скорбь». И скорбно как-то в нашем «датском королевстве»: как с умом, так и без него. Самый частый вопрос, который поднимают некоторые журналисты и сторонние наблюдатели в отношении баптистов, заключается в том, как дальше в нашем евангельско-баптистском братстве будет формироваться и какое место будет занимать роль образования. Есть ли в РС ЕХБ место для интеллектуалов? Здесь хотелось бы указать на некоторые сложности подобного вопроса и максимально вдумчиво ответить на него, приняв во внимание все трудности, крайности и реальные препятствия для формирования интеллектуальной элиты (ух, как загнул…) баптистов.

Никто не будет отрицать, что такая проблема есть. Баптисты часто в кругу их оппонентов характеризовались как «секта слесарей». Поэтому, возможно, мы внесем некоторое разнообразие, когда кто-то из «их-них» будет открыто рассуждать о поставленной проблеме. Как высказался Станислав Ежи Лец: «Анекдоты о сумасшедших, рассказанные ими самими, внушают беспокойство – слишком уж они разумны...» Но важно не только эту проблему озвучить, указать виновников и сослать их в Воркуту, но и понять, как такие вопросы решать. Возможно, где-то они создаются искусственным образом. Где-то мы упускаем терминологические проблемы. И, вообще, можно ли решить вопрос образования, как проповедников, так и рядовых членов церкви простым созданием библейских школ и семинарий? Как показывает опыт истории евангельской церкви – нет. Для начала посмотрим на то, куда приводит интеллектуализм, когда за конечную цель принимается то, что мы сегодня назовем крайностью. «Ведь знания», – услышим мы голос Льва Толстого, – «есть орудие, а не цель».

Как-то американского богослова немецкого происхождения Пауля Тиллиха, которого прозвали апостолом интеллектуалов, под старость лет спросили, молится ли он. На что богослов-эмигрант ответил: «Нет. Но зато я много думаю». Наверное, подобная иллюстрация покажется кому-то очень характерной, если мы станем описывать служителей богословской кафедры. Действительно, есть такие мыслители, которые скорее проведут всю жизнь на груде пыльных книг, коротая таким образом свои деньки в башне из «слоновой кости». Они созерцают ментальный мир идей, как греческие философы, обернувшиеся в теплую тунику перед кипящими волнами Эгейского моря. Эпикурейцы наслаждались витиеватыми изложениями высокоинтеллектуальных идей. Им дела не было до житейских вопросов быта. С другой стороны, давайте признаем факт, эта же иллюстрация может стать и карикатурной, особенно если принять к сведению, что в христианских церквях есть большое количество интеллектуалов, которые не только молятся, но и ведут активнейшее служение. И все же нужно ответить на вопрос: а почему между интеллектуалами (да и вообще людьми образованными и тяготеющими к образованию) и рабочим людом со временем происходит трагичный разрыв? Последние не понимают первых и наоборот.

Как кажется, все дело в часто повторяемой деятельности, как тех, так и других. Ученые имеют дело с абстракциями: числами, концепциями и формулами. Трудящиеся люди, которые производят далеко не творческие действия, привыкли к понятиям конкретным, вещественным и предметным. Образованный человек более рационален, тогда как его противоположность довольствуется тем, что будоражит эмоциональную сферу. Именно эмоциональная сфера в большей мере ответственна за основной настрой ощущаемых отношений с Богом и ближним.

Когда теолога спрашивает неискушенный читатель Библии, считает ли он, что с неба на землю спустится миллион тонн золота (Откр. 21:2,18), первый обычно ежится, потому что понимает, что от его ответа зависит целостность чей-то веры… Лично для меня это не представляет никакой проблемы. Пусть лучше христиане верят в то, что проведут вечность в городе из металла. Тут нет оправдания антиинтеллектуализма. Я лишь указываю на силу символов и метафор. И если мужчина дарит все свое сердце (вместе с его клапанами) невесте, родине, другу, я не стану бубнить ему под нос, что фразу «дарить сердце» не стоит понимать буквально. Люди нуждаются в эстетических композициях идей, слов – языка с его символами. Лучше рассуждать о Теле и Крови Господней страстно, нежели просто отмечать в самых православно- и католикофобных терминах действительную природу Вечери Господней (в отличие, например, от католиков баптисты отрицают действительное превращение хлеба в тело Иисуса). Как сказал Санд Жорж: «Мужчина, который умно говорит о любви, не очень любит». Но это и не значит, как кто-то может утрированно заметить, что философ-де рассуждает об апельсинах, а неискушенный в знаниях их ест. Хороший философ еще и умеет рассуждать об апельсине, тогда как «простец» их только ест.

Итак, мы сказали несколько слов о крайностях интеллектуализма и о необходимости гармонии между двумя взглядами на жизнь. Оба имеют право на существование. Но теперь перейдем к самой деликатной теме, о которой мы упоминали в самом начале. Как быть с теми – а личный состав нашего братства пестрит своим «творческим разнообразием» – кто не только не собирается учиться, но и реально «заказывает путь» интеллектуальному обновлению евангельского христианства в России. Это такие активисты, которые просто не понимают интеллектуального труда как обязательной необходимости для приобретения евангельскими христианами «человеческого лица» в их публичной деятельности. Это доктринеры и моралисты, которые обречены на вечный инфантилизм, порожденный школой «наивного библицизма»: де Библия имеет ответы на все жизненные вопросы и теперь гори все огнем, хоть в школу не ходи… И здесь нужно сразу снять со счетов тот факт, что в нашем протестантизме формальное появление библейских школ может как-то существенно поправить ситуацию в обозримом будущем. Раньше наши руководители, такие как Иван Проханов, призывали молодежь получать высшее образование — сегодня ситуация несколько иная. И отчасти нужно признать, что равнодушие к образованию, культуре и искусству продиктовано благодаря методичной работе большевиков по уничтожению интеллектуального и лидерского генофонда евангельских христиан в первой половине двадцатого века. С другой стороны, как кажется, сегодня большинство баптистской молодежи старается приобретать по большому счету светское образование, нежели богословское. Молодые люди предпочитают довольствоваться «богословским минимумом» (или «ликбезом») воскресной школы, нежели искать более фундаментальные знания, как самостоятельно, так и благодаря преподавателям наших семинарий. Хотя это предмет отдельной статьи, можно догадаться, что подобное равнодушие продиктовано отсутствием той же богословской виртуозности, которая не характерна для служителей наших церквей. Возможно, здесь есть какой-то круг: большевики произвели колоссальный вред, который сказывается на нашей жизни уже многие годы.

За советские годы мы, разумеется, не смогли создать и сохранить собственную протестантскую традицию. Мы мало побуждали наших детей делать это. И когда наши оппоненты обличают нас в маргинальности и слесарском менталитете, они не признают именно то, что было сказано выше. Поэтому и не понимает простой рабочий важности образования и высокой культуры. Став христианами, многие люди привносят в евангельскую среду свою, пусть примитивную, но «культуру». Пусть она граничит только в рамках этики. Но ведь это так нужно нашей стране! Понятно, что при всем динамичном эволюционизме Шарикова, он не мог избавиться от одного: от животных рефлексов и сердца. Профессор Преображенский так прокомментировал ситуацию: «Вот, что получается, когда исследователь вместо того, чтобы идти параллельно и ощупью с природой, форсирует вопрос и приподнимает завесу: на, получай Шарикова и ешь его с кашей». Дипломы, сертификаты и прочее-прочее не помогут в одночасье сделать из дворника, при всем моем уважении к этому званию, интеллигентного человека. Поэтому часто при какой-нибудь кулуарной беседе на тему богословских суждений того или иного мыслителя в ответ слышишь нечто подобное, что похоже на перепалку между тем же Преображенским и Шариковым: – Да не согласен я. – Что, с Энгельсом или с Каутским? – С обоими…

Однако признаемся вот в чем: многие оппоненты баптистов не признают того, что «образованность» — понятие условное. Кто-то может быть специалистом по творческому наследию Александра Пушкина или Федора Достоевского. Другой же может быть таким же интеллектуалом, зная все подробности работы карбюратора в автомобиле. Можно ли автослесарю отказать в образованности? Вряд ли. Тут дело в кое-чем другом. Насколько философ и тот же автослесарь будут взаимно принимать друг друга в любви и учиться друг у друга. Действительность часто напоминает мне, что можно быть весьма интеллигентным слесарем, заочно специализируясь в японской литературе…

Мы пришли к заключению. Но в чем мораль-то? – спросим мы поэта… А вот в чем. Те, которые злорадно критикуют братство, устраивают ему публичную порку за нехватку интеллектуальной «массы», при этом – как ни странно – дают этому же братству советы и рекомендации. И хотя мы принимаем их с рукоплесканием и приветствуем подачу новых критических замечаний, мы остаемся все же в недоумении. Никто не будет спорить о важности обновления и появлении умных людей. Но есть сложность. И как сказал Василий Ключевский: «Гораздо легче стать умным, чем перестать быть дураком».

И возникает конфуз. Потому что одной статьей и богословской сессией подобный вопрос не решить. Нужно время. И позвольте Шарикову быть Шариком. Против природы не пойдешь. Возможно, кому-то просто по душе быть такими, какие они есть. Наполеон подметил: «У глупца есть одно преимущество перед умным: он всегда доволен собой». Но ведь есть те, которые недовольны! По крайней мере, некоторая часть нашего «пестрого разнообразия». Поэтому, есть ум – нам горько (см. выше слова Екклесиаста 1:12), а нет ума – нам горше вдвойне. С другой стороны, как кажется, вопрос достаточно прост в своем решении. Христос призвал нас не делиться и не ссориться. Если слесарь проповедует среди слесарей, он создаст церковь слесарей. И в этом его заслуга: слава и хвала от Господа слесарю. Если же ты философ, создай церковь из интеллектуалов! Наше (баптистское) учение о церкви очень даже легко может этому посодействовать. Если же нет на это времени («из-за книжек»), помоги первому. Это в отношении нашей братской совместной церковной жизни и евангельской кооперативности.

Но есть и другие моменты. Что, если тот же слесарь жутко ревнует интеллектуалу (поэту, ученому, писателю, журналисту), опутывая его нитями кулуарных интриг: последнего слушает церковная публика, на него ссылаются как на авторитет и пр., – не рассудит ли их однажды Господь? А если интеллектуал превозносится над простыми верующими, рассуждая о них как о «стаде», согласно мирскому использованию слова вразрез с новозаветным тезаурусом? Не рассудит ли и его тот же Господь? Становится заметно, что о смирении намного легче рассуждать в кулуарах, нежели в реальной практической жизни. Поэтому при всех существующих проблемах Господь по-прежнему призывает нас прислушиваться к древним и проверенным историям о библейских героях (Иосиф, Давид, Даниил и др.). Как сказал автор притч: «Господь гордым противится, а смиренным дает благодать». При всех нерешенных и решенных проблемах мы можем однозначно помнить одно: что любовь и взаимное принятие по-прежнему покрывает множество грехов.

Виктор Шленкин, "Баптисты Петербурга"